Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 2
Сэр Уильям вернулся к себе, закрыл дверь и привалился к ней спиной. Взгляд его неизменно возвращался к папке Андре, которая аккуратно лежала посередине стола. Его опять охватила печаль.
Когда Анжелика ушла, он просидел без движения целый час, если не больше, пытаясь принять решение, отчаянно боясь ошибиться, ибо поистине это был вопрос жизни и смерти. Мысли бродили по закоулкам его собственных воспоминаний: детство в Англии, работа в Париже, в Санкт-Петербурге, его дом там, и сад, и смех, который он делил с Вертинской весной и летом, осенью и зимой, сгорая от любви; потом снова Англия, поля сражений Крыма, а потом мысли забредали в темные, окутанные клубящейся мглой уголки сознания, которые пугали его.
Он был рад, что голос Филипа вернул его к нормальному состоянию. Его взор снова рассеянно прошелся по комнате, остановился на огне в камине, потом папке, потом скользнул мимо нее – к очаровательному юному лицу, улыбавшемуся ему с миниатюрного портрета. Его сердце разбилось на тысячу осколков, как разбивалось всегда, затем само, без его помощи вновь сложилось воедино. Только каждый раз он недосчитывался крохотной его части.
Он подошел к столу, взял портрет в руки и внимательно посмотрел на него, каждый мазок кисти уже давно нестираемо отпечатался в его памяти. Если бы у меня не было ее портрета, забыл бы я ее лицо, как Анжелика забывает своего Малкольма?
– На это нет ответа, Вертинская, любовь моя, – печально произнес он, ставя портрет на место и с трудом сдерживая слезы. – Может быть, и забыл бы твое лицо, но тебя – никогда, никогда, никогда, никогда.
И как он ни старался вернуться в прошлое и заново пережить то время, когда острее всего чувствовал себя живым, бумаги Андре глухой, железной дверью вставали между ним и его воспоминаниями.
Будь он проклят!
Ладно, что толку сыпать проклятиями, принимай решение. Довольно предаваться воспоминаниям и колебаться, приказал он себе. Берись за работу, закончи с этой проблемой, чтобы можно было заняться вещами куда более важными, как, например, Ёси и грядущая война против Сацумы – ты посланник Ее Королевского Величества. Веди себя как пристало посланнику!
Правильным и единственно верным ответом на вопрос, как поступить с папкой Андре, будет запечатать ее, написать тайный отчет о том, что и в какое время происходило, что говорилось и кем, запечатать и его также и отослать все это в Лондон, предоставив им самим принимать решение. Архивы и подвалы министерства и так хранят много секретов. Если они захотят держать все это в тайне, что ж, это их дело.
Хорошо, это верный, правильный и единственный путь.
Уверенный в том, что принимает достойное решение, он собрал страницы и, одну за одной, стал бросать их в огонь, напевая про себя, наблюдая, как они скручиваются, чернеют и вспыхивают. Это не является необдуманным поступком. Бумаги не содержат бесспорных доказательств, да и в любом случае девушка была жертвой, а Андре – опасным и очень деятельным агентом враждебной державы, и если даже половина злодеяний, описанных в этом тайном досье, действительно имела место, он дюжину раз заслужил билет на тот свет. Правда это или ложь, в данном случае прах обращается во прах.
Когда догорел последний лист, он поднял бокал, обращаясь к миниатюрному портрету и чувствуя себя превосходно.
– За тебя, любовь моя! – произнес он.
62
Время шло к полуночи, когда Тайрер наконец торопливо вышел из миссии и направился к причалу компании Струана. Голова у него болела как никогда, он не успел поужинать, ему некогда было думать о Хираге и Фудзико, времени не было ни на что, кроме работы. Он нес в руках особый мешок для официальных депеш правительства Ее Величества; в кармане у него лежал перевод, который он сделал последним, а сделав, пожалел, что не начал именно с него. Тайрер прибавил шагу.
Причал был забит людьми. Несколько человек провожали последних пассажиров, большинство же образовали шумную толпу вокруг начальника интендантской службы с «Красотки», который принимал последнюю почту в главные конторы в Гонконге и Шанхае – страховым агентам, поставщикам, перевозчикам, банкам, всем и каждому, кому следовало знать о пожаре и убытках. Тайрер увидел Анжелику и рядом с нею Горнта, они непринужденно беседовали. С другой стороны толпы Паллидар разговаривал с несколькими офицерами, которые отплывали на «Красотке» простыми пассажирами, а у самого края причала он заметил сэра Уильяма, увлеченного беседой с Морин Росс. Увидев ее, он сразу вспомнил о Джейми и Хираге, и о своем обещании шотландцу решить вопрос о «студентах» со своим начальником. Он начал протискиваться через толпу.
– Добрый вечер, мисс Морин, извините меня, сэр Уильям, но вам, вероятно, захочется ознакомиться вот с этим. – Он протянул ему перевод. – Я позабочусь о том, чтобы депеши были доставлены на корабль в целости и сохранности. – Он заспешил к начальнику интендантской службы, не желая оказаться под рукой у сэра Уильяма, когда произойдет неминуемый взрыв. Интендант был низеньким человечком, страдавшим несварением желудка, а путаная очередь, где каждый с помощью локтей пытался пролезть поближе к нему и не пустить вперед соседа, была еще длинной. Тайрер протолкался в голову, не реагируя на предложения «встать, черт'тя разорви, в очередь, как все», и сказал: – Извините, распоряжение сэра Уильяма, государственное дело. Квитанцию, будьте любезны.
– Ладно, ладно, что за чертова спешка, ну? – Пока интендант прилежно заносил отправление в журнал, Тайрер украдкой посматривал на сэра Уильяма, который встал под масляным фонарем и, прищурившись, читал переведенный документ. Он увидел, как его лицо исказилось, а губы задвигались, выговаривая грязные ругательства; те, кто стоял рядом, шокированно отшатнулись, правда, смутил их не сам язык, а то, что произошло это так неожиданно. Филип издал протяжный стон и повернулся спиной.
Документ, полученный от родзю и подписанный тайро Андзё, был оскорбительно краток, лишен обычных цветистых фраз и высокомерно адресовался предводителю гайдзинов, он так и перевел его, сохранив, насколько это было в его силах, тот же стиль и разбавляя своими вставками те места, где это было необходимо:
Родзю поздравляет вас и других гайдзинов с тем, что вам удалось сохранить свои жизни и мало что еще помимо них в пожаре, устроенном смутьянами и революционерами. Завтра губернатор Канагавы пришлет 500 носильщиков, чтобы помочь вам оставить Иокогаму в соответствии с явным предупреждением богов и согласно с желаниями императора, которые неоднократно доводились до вашего сведения. Когда вы вернетесь, если вы вернетесь, предупредите нас задолго до срока. Для избранных гайдзинов будет подготовлено место на острове Дэсима в порту Нагасаки, откуда, как в прошлом, и будет вестись вся торговля и все дела с гайдзинами. Сердечное послание.
